Поставьте на черное - Страница 109


К оглавлению

109

Все так бы и произошло. Мой замысел удался бы один в один.

Если бы наш Президент был человеком из железа или, допустим, из мрамора.

Если бы моя фамилия была не Штерн, а хотя бы Евтушенко.

К сожалению, Президент наш оказался обычным живым человеком, а сам список награжденных, невероятно длинный, составлен был в издевательски строгом алфавитном порядке. Первые полчаса наш глава государства честно соответствовал церемониалу. Он точно держал хронометраж, соблюдая все протокольные стадии. Рукопожатие – прикалывание – второе рукопожатие – финальные объятия. Аплодисменты, вспышки репортерских блицев, и все начинается по-новой. Рукопожатие – прикалывание -… Конвейер. Трое молодцеватых граждан с фамилиями Байкалов, Безуглый и Битюцкий и с одинаковой военной выправкой получили золотые звездочки Героев России – «за боевые заслуги в период охраны внутренних границ». Высоченный Блохин с носиком-кнопочкой удостоился Георгиевского креста с краткой формулировкой «за доблесть». Потом длинным косяком пошли Васильевы, Веденеевы, Головачевы, Доценки – некоторые из них были аж в двух экземплярах (не то братья, не то однофамильцы), и я очень скоро сбился со счета. Запомнились мне только взлохмаченная бородка престарелого толстяка-профессора Можейко, получившего почему-то медаль «За отвагу на пожаре», и еще орлиный разлет бровей пожилого красавца Мугиррамова, ставшего кавалером Трудового Триколора за успехи «в области высокогорного овцеводства». Вскоре после Мугиррамова я заметил, что наш Президент, кажется, потихоньку отступает от ритуала. Секундная стрелка подтвердила мои подозрения:

Президент явно начал уставать и по ходу дела принялся сокращать время каждой церемонии. Вручая орден знатному комбайнеру Николаеву, он уже ограничился одним вяловатым рукопожатием вместо двух, а майору внутренних войск Владимиру Сорокину, в одиночку задержавшему телефонного террориста, вместе с новеньким Боевым Триколором достались уже только дежурная президентская улыбка и дружеское похлопывание по плечу (вместо протокольных объятий). Мой математический расчет стал сыпаться, словно карточный домик, но я еще, дурак, на что-то надеялся. Окончательно надежды мои пошли прахом, когда после буквы «У» Президент сделал долгую паузу. Генерал-полковник Сухарев тут же поднялся с места и что-то пошептал на ухо Главе Администрации. Я и охнуть не успел, как на сцене произошла умелая рокировка: Президент в сопровождении начальника Службы ПБ и трех секьюрити из пяти отправился за кулисы, а его место занял седенький ГАП, который и продолжил церемонию раздачи слонов.

Разглядывая добрую полудюжину одних только Федоровых, гуськом поднимающихся на сцену за орденами и медалями, я запоздало подумал, что напрасно, черт возьми, замахивался на большое. В принципе меня бы даже устроило краткое общение и с левой рукой Президента, господином Батыровым. Несмотря на очевидные преимущества правой президентской руки, генерал-полковника Сухарева, штатский помощник, видимо, еще был на что-то способен. В условиях, когда рука руке вечно кажет фигу, мое письмецо, пожалуй, способно было весьма заинтересовать штатского Геннадия Викторовича и пробудить его от спячки… «Нет, не все еще потеряно», – думал я, получая коробочку с орденом из рук ГАПа (самостоятельно прикалывать награду к лацкану Глава Администрации, очевидно, не имел права). И пока ГАП скороговоркой бормотал положенные слова, я то и дело посматривал в сторону одиноко сидящего Батырова. Официальная церемония была мной проиграна, это ясно. Но у меня в запасе оставалась еще неофициальная часть. Президент с генерал-полковником едва ли останутся на банкет. Но, быть может, хоть Геннадий Викторович соизволит остаться в компании с журналистами, гостями и свежими кавалерами? В виде официального символа российской государственности? На радио «Эхо столицы» Геннадия Викторовича иногда называли Человеком номер 4, и мне сегодня очень захотелось поверить, что «Эхо» не заблуждается…

На сцене какой-то низенький и кривобокий Юркевич получил от Главы Администрации последнюю на сегодня награду – медальку лауреата Госпремии в области изящных искусств. Затем погасли разом жаркие софиты телевизионщиков, распахнулись еще одни двери, куда и повалил разом здешний народ, уже знающий, что к чему. Я присоединился к народу, одновременно пытаясь не потерять из виду советника Батырова. Останется или не останется на банкет? Сейчас для меня этот простенький вопрос был поважнее гамлетовского.

На мое счастье, Геннадий Викторович выбрал «быть». Когда толпа награжденных и приглашенных более-менее равномерно распределилась вокруг громадной буквы П шведского стола с выпивкой-закуской, я обнаружил предполагаемого Человека номер 4 где-то в районе верхней перекладины П. Батыров держал в руке маленькую рюмку, кивал мельтешащему рядом лауреату Юркевичу, а сам по-прежнему высматривал кого-то в толпе. И, по-прежнему, не меня. «Что ж, – подумал я, – мы не гордые: раз нас не знают в лицо, самое время представиться. Яков Штерн, кавалер ордена Дружбы народов, частный детектив, просит небольшой аудиенции. Да-да, дело чрезвычайной секретности…»

Я уже почти добрался до цели, но вдруг опомнился. Стой-ка, Яков Семенович, – сказал я сам себе и, не мешкая, притормозил у вазы с шоколадными конфетами, делая вид, будто содержимое этой вазы меня вдруг чрезвычайно заинтересовало. – Ты, очевидно, забыл про охранных ребятишек вокруг Геннадия Викторовича. Ежели эти крутые братцы справа и слева от Батырова – из сухаревской когорты, то еще неизвестно, в чем их главная задача: то ли охранять Человека номер 4 от возможных террористов с кремовыми тортами наперевес, то ли заодно и приглядывать за левой рукой Президента. В этом случае любое мое открытое обращение к помощнику Батырову станет не только опрометчивым для меня, но и опасным для него. Под приглядом секьюрити нечего было и пытаться даже просто опустить мое письмецо в карман батыровского пиджака: меня, в лучшем случае, примут за вора-карманника и с позором выставят с территории Дворца. Конечно, к позору частному детективу Штерну не привыкать, однако все же не хотелось так бездарно ронять свое реноме – вдруг еще на что-нибудь сгодится? Следовало поискать обходной путь. Должен ведь он быть, в конце концов!…

109