Очередная тетка с матерчатой сумкой наперевес, видимо, сжалилась над унылым атлантом: поравнявшись с писательским табуретом, она стала что-то выспрашивать у одинокого Жилина, тыча пальцем в сторону стопки книжек. Жилин, впрочем, оказался из числа привередливых атлантов. Он, скривившись, замотал головой, тетка злобно погрозила ему в ответ кулаком и, подумав, пристроилась к очереди возле «Унисола».
Что ж, самое время побеседовать с молодым дарованием. Может, хоть он мне с тоски откроет зловещие тайны «Тетриса». На безрыбье и спецкор «Мясного гиганта» – четвертая власть. Тем более что власти с первой по третью книжную ярмарку сегодня не посетили. По дороге к тоскливому Жилину я только на секунду притормозил возле Дениски Апарина и конспиративно прошептал ему:
– Честь и слава героям!
Мне было интересно, как Дениска отреагирует на партийное карташовское приветствие. Тут же обнаружилось, что Апарин не очень-то крепок в своей новой вере. Ему бы полагалось по уставу вскочить с места и проорать (или хотя бы прошептать) вторую часть приветствия – «Героям честь и слава!». Дениска же только вяло пробурчал, не отрываясь от книги:
– Ну, хайль.
И с этими словами увлеченно перелистнул очередную страницу «Иудейской войны». Приключения Иосифа Флавия его занимали куда сильнее, чем возможное общение с соратником по борьбе.
Я не стал более тревожить библиофила в черной форме и подошел к автору «Капитанской внучки», по-прежнему сидящему с сиротской физиономией в пустом боксе.
– Вы – писатель Жилин? – на всякий случай осведомился я.
Сиротка Жилин сперва просиял, потом покраснел и, наконец, брюзгливо сморщил лицо.
– Жилин, кто же еще! – плаксивым голосом проговорил он. – Вы от Искандерова? Наконец-то соизволили, спасибочки…
– Понимаете… – начал было я, но писатель даже не пожелал слушать моих разъяснений. По всей видимости, он уже вполне дозрел до той стадии джинна, когда вслед за намерением наградить избавителя постепенно приходит острое желание открутить башку именно тому несчастному, который неосторожно вздумает открыть кувшин и извлечь пленника.
По ходу его слезливого монолога я узнал много разного и неприятного как о моральных, так и о деловых качествах своего предполагаемого начальника Игоря Алекперовича. Все восемь с половиной смертных грехов издателя Искандерова перед писателем Жилиным были перечислены в манере «нон-стоп» в виде одного непрерывного плача, из-за чего я не смог бы прервать слезно-обличителькую речь, даже если бы и хотел. Мне открылись Шекспировские страсти – куда там Ромео с Дездемоной! Оказывается, Жилин имел глупость отдаться «Тетрису» за копеечный аванс под устные обещания всероссийского паблисити. И где оно, граждане судьи? Паршивая заметка Раппопорта в «Свободной газете», семьдесят шесть строк и к тому же с подкавыкой. Да еще Куролесов показал обложку в «Книжном завтраке» – ровно десять секунд на экране он, писатель Жилин, специально хронометрировал. А где статья Мариинского на всю полосу, якобы уже оплаченная? Где академики из Пушдома с проклятиями? Где обещанный взрыв возмущения? Где корреспонденты, черт вас всех побери?
Агрессивный жилинский плач вот-вот обещал пролиться на меня дождем с обильным градом.
– Видите ли… – поспешно сказал я, как только в грозовой туче наметился слабый просвет. – Я, в общем, не из «Тетриса». Я и есть корреспондент… – роскошное семипалатинское удостоверение с золотой надписью «Пресса» было извлечено на свет божий.
Жилин мгновенно заткнул свой гневный фонтан.
– Ой, – упавшим голосом произнес он. – Извиняюсь. Сердечно извиняюсь. Я просто не думал… То есть, наоборот, я думал…
С его физиономии тотчас же исчезло выражение оскорбленной сиротской невинности, а на ее место выпрыгнуло виноватое сожаление. Надо же, какая досада! Нахамил единственному корреспонденту, проявившему внимание. Глядишь, сейчас и этот уйдет…
Но я, понятное дело, никуда не ушел. Напротив, решил проявить сочувствие. С парнем можно было работать и работать.
– Ладно, чего там, – великодушно проговорил я. – Первая книжка. Возраст, волнение. Я понимаю.
Автор «Капитанской внучки» радостно поддакнул:
– Ага! Первая книжка… Волнение, возраст… Вы будете меня снимать? – Жилин бросил жадный взгляд на мой футляр, одновременно приглаживая и без того гладенькую вороную прическу свободной от книжек рукой. Из сердитого джинна Омара ибн Хоттаба он моментально превратился в сладкого леденцового петушка. Такого желтенького, на палочке.
– Снимать? – переспросил я. – Э-э, может быть… Несколько позже. – Моим, с позволения сказать, «фотоаппаратом» снять удалось бы только часового, и то ночью.
– Значит, интервью хотите взять? – заворковал совсем леденцовый Жилин. – Я так волнуюсь, знаете… Но, если надо, я готов. У вас есть диктофон? – Писатель с некоторой тревогой посмотрел на меня: вдруг диктофона не окажется?
– Есть, есть, – обнадежил я автора «Капитанской внучки» и действительно вытащил из кармана диктофончик. Правда, был он сломанный и ничего не записывал, зато красная лампочка на корпусе при нажатии на кнопку «запись» начинала очень убедительно подмаргивать – как японская гейша на открытке. Прибор этот подарен мне был Славой Родиным, когда он отчаялся аппаратик починить. Лампочка на корпусе призывно зажглась, Жилин открыл рот, а я навострил уши: авось сейчас всплывут секретишко али какая странность. И меня озарит. И я сразу пойму, отчего врет генерал-полковник, зачем прячется Гарик Искандеров и по какой надобности разных хороших людей одинаково бьют по черепушке.