Поставьте на черное - Страница 89

– Понятна, – очень серьезно шепнул Алексей Арнольдович.

Я сделал знак Тиму, и мы медленно стали пробираться сквозь репортерскую могучую кучку. Делали мы это по возможности деликатно, а потому достигли первых рядов ровно к двенадцати.

Ударили куранты. Торжественный граф, одетый сегодня еще более богато и более безвкусно, чем прежде, хлопнул в ладоши.

– Дамы и господа. – провозгласил он. – Я, Павел Токарев, граф Фьорованти делла Винченца, итальянский писатель русского происхождения…

Минут пять граф перечислял одни свои заслуги перед литературой и всем мировым сообществом. К концу пятой минуты по журналистским рядам пробежал ропот недовольства, а несколько человек с видеокамерами демонстративно прекратили съемку. Только один журналист с профессиональным «Бетакамом» исправно продолжал ловить занудливого Паоло своим объективом. По репликам, которые оператор отпускал своему ассистенту, я сообразил, что усердный господин – итальянец. Очевидно, того грела мысль снять новую серию необычайных приключений итальянца в России. Все же остальные репортеры ждали собственно приключений.

Граф Паоло Токарев, надо думать, и сам заметил, что несколько затянул вступление. Кое-как закруглив его, писатель повелительно щелкнул пальцами. Шкаф-телохранитель вскрыл один из мешков, в котором обнаружилось несколько внушительного вида канистр.

Репортеры моментально оживились в предвкушении зрелища. Стоящий рядом со мной растрепанный бородач аж крякнул от удовольствия.

– Самосожжение будет, клянусь вам! – возбужденно объяснил он ближайшему соседу с эспаньолкой, коим как раз и был я. – Сейчас он обольет себя бензином, вот увидите!…

Я недоверчиво пожал плечами. Конечно, флюиды безумия у нас витают в воздухе, однако граф меньше всего был похож на самосожженца. Люди, которые собираются превратить себя в факел, одеваются гораздо дешевле.

– Дамы и господа! – вновь возвестил граф. – Леди и джентльмены! Синьоры и синьориты!… – Последние слова были явно обращены к двум журналистам-соотечественникам, из которых, правда, ни один не был синьоритой.

Репортеры заинтересованно притихли. В воздухе повисло только легчайшее электрическое жужжание видеокамер.

– Сейчас будет проведена акция! – упирая на последнее слово, заявил Токарев-Фьорованти, окидывая орлиным взором толпу. – В знак протеста против бесстыдного произвола, которые чинят российские издательства…

Я, предосторожности ради, сделал несколько шажочков в сторону графа. На всякий пожарный – в прямом смысле слова – случай. Шкаф-телохранитель тем временем уже раскупорил пару канистр. Отчетливо запахло бензином. Мой бородатенький сосед тоже придвинулся поближе. Не для того, естественно, чтобы спасать, а чтобы лучше видеть. Морда у бородача была блаженная, так и напрашивалась на оплеуху.

– …Это зрелище может вас шокировать, – граф бросил быстрый взгляд на канистры, – но, мама миа, таков мой последний шанс быть услышанным на своей бывшей Родине…

– Мама миа! – отчетливо произнес итальянский оператор. То ли так сочувствовал графу, то ли его видеокамеру заело в самый ответственный момент.

– Сейчас вы все увидите, как горит писатель Токарев, – на сиятельном лице возникла гримаса хорошо отрепетированного отчаяния. – Как пылают его сокровенные мысли, плоть и кровь писателя.

Граф щелкнул пальцами и раздельно, по слогам, проговорил: – Ау-то-да-фе!

Для полноты картины не хватало лишь барабанной дроби и обморока какой-нибудь нервной дамочки из публики. Однако барабан сюда, на Лобное место, никто не додумался захватить, а с нервами у журналистов было все в порядке: и не такое видывали.

Вероятно, сам Паоло Токарев все-таки надеялся хоть на один обморок. Он выбросил вперед правую руку в отличной замшевой перчатке и повторил голосом приговоренного к мучительной смерти:

– Ау-то-да-фе!!

К сожалению, граф сильно переоценил образованность журналистской братии. Я бы на его месте не выпендривался и употреблял перед видеокамерами поменьше умных иностранных слов из ассортимента Святой Инквизиции. Не в коня корм. Из всей толпы графское словцо понял только кандидат наук Рунин.

– Караул! – воскликнул в толпе Рунин. – Ура! Ногу свело!…

Алексей Арнольдович честно исполнил мой приказ. Он лишь поторопился со своим криком. Увы, граф еще не совершил на площади ничего предосудительного, за что его можно было бы хватать. Кроме того, рунинский академический фальцет никак не тянул на полноценный громкий вопль. Поэтому-то наш выстрел получился холостым. Тихий козлетон Алексея Арнольдовича никого из репортеров не отвлек, а графу даже придал уверенности.

– Престо, престо! – скомандовал он шкафу-телохранителю. Тот развязал второй таинственный мешок и вывалил на брусчатку площади его содержимое.

У менй сразу отлегло от сердца: в мешке были одни книги, сочинения самого Токарева в хороших переплетах 7БЦ. Целые две большие вязанки книг.

Готовясь к своей акции, граф здорово потратился, зато скупил столько собственной макулатуры, что хватило бы на целую библиотеку для сельской школы. Если бы, конечно, какой-нибудь остолоп додумался комплектовать школьные библиотеки сочинениями графа Фьорованти.

Недолго думая, сиятельный Токарев опорожнил содержимое канистр на вязанки своих сочинений, затем принял из лап телохранителя зажигалку и, картинно морщась, кинул искорку прямо на груду книг. Кинул – и благоразумно отскочил в сторону.

Из искры, как и положено, возгорелось приличное пламя. Сперва столб огня поднялся аж метра на три, однако быстро успокоился. И видеокамеры репортеров спокойно смогли запечатлеть довольно пакостное и скучное зрелище – костер из книг.